Хельсинки - самый русский город Европы. Часть 3

ТУПЫЕ И СУРОВЫЕ

В Хельсинки все любят рок-музыку. Это данность. Если вы заподозрили прохожего в нелюбви к року, то это турист. Или финн, но точно не из Хельсинки. Или из Хельсинки, но не финн. Если у грузчика волосы до плеч – металлист. Если продавец с короткой стрижкой и бритыми висками – панк. Если в ухе серьга – блюзмен. Если две серьги в одном ухе – альтернативщик. Если в двух ушах по одной серьге – это к музыке отношения не имеет. Рок в Хельсинки повсюду, пусть вас не сбивают с толку расклеенные афиши анонсирующие выступление E-TYPE – это всего лишь добрососедское отношение и великодушие к убогим. Рок в столице Финляндии возведен чуть ли не в ранг доминирующей религии. Здесь даже Rock Church есть.

Ну, это по-английски Rock Church, а вообще-то – церковь Каллио, т.е. церковь Скала. И даже этот пошатнувшийся романтизм придется цинично добить: Каллио (т.е. Скала) – так называется район, в котором стоит церковь. Церковь Каллио – всего лишь районная церковь.

Районная церковь была построена в 1912 году специально для 30-тысячной общины, живущей на север от моста Питкянсилта (т.е. Длинный мост, если вы проходили по нему, то не могли не обратить внимание на тех узловатых уродцев по углам, которые когда-то были деревьями), после разделения в 1907 году паствы Хельсинки на шесть отдельных общин. Эту 63-метровую елду построил из серого гранита знаменитый по финским меркам архитектор Ларк Сонк (по его мнению она, якобы, внешним видом и размерами сходна с описанным в Ветхом Завете храмом Соломона – да-да, наверняка). Кстати, помните треугольный дом, завершающий предыдущую часть? Он – тоже дело рук Сонка, который являлся страстным поклонником национального романтизма и старался выполнять свои творения именно в этом ключе. Если еще раз обратить внимание на дом из предыдущей части, то можно углядеть стилевое сходство с Каллио, хоть он и построен спустя 17 лет. Старая любовь крепче новых двух, как говорят финские архитекторы.

Кстати, треугольный дом из прошлой части называется «Ареной» (Arenan talo) и первоначально в нем располагалась радиостанция Radiola (предшественник финской телерадиовещательной компании YLE). И если углубляться дальше, то слово «радиола» вошло в обиход с легкой руки американской фирмы RCA (в рамках которой была создана NBC), зарегистрировавшей в 1922 году этот товарный знак для своей радиоэлектронной продукции (в первую очередь для радиоприемников, конечно). А выбрано оно было в честь растения Радиола льновидная (Radiola linoides) из-за соцветий, напоминающих антенну.

Не слишком ли далеко мы удалились от церкви?

Возвращаемся. Во время войны, между прочим, церковь служила вовсе не богоугодному делу, являясь одной из точек противовоздушной обороны. А если бы вдруг ангел (или, упаси господи, сам господь?!) решил бы спуститься? Представьте себе картину: из зенитки, да по тщедушному бесполому (а то и по бородатому гражданину, а то и вовсе по старику). Чтобы на это сказал господь? Не посмотрел бы даже на то, что в полдень и 6 вечера колокола Сибелиуса исполняют, разнес бы все на кусочки или спалил бы в пепел презренных.

Пепел... Это очень подходит по цвету серому граниту. А церковь, между тем, любопытна еще одной особенностью: с 1990 года под ней устроен колумбарий (на 3000 мест). В темнице соблюдается могильная тишина, потому что родственники сожженного допускаются только непосредственно при размещении праха в колумбарий. И всё, следующий визит возможен лишь с очередным ближайшим родственником в руках или в собственной урне. Сжигайтесь на здоровье и наслаждайтесь вечным покоем и тишиной. По вашему желанию пепел может быть размещен даже не в урне, а непосредственно в скале, но за отдельную дополнительную, разумеется. Кто-то может спросить: а как же посещать усопшего, как его поминать? Не волнуйтесь, все предусмотрено: поминальную можно прочесть на алтаре, а цветочки и свечки несите к памятной табличке, которая прикрепляется на церковной стене для каждого члена колумбария. А если кто-то вдруг удумает обвинить финских священослужителей в стяжательстве, охолонитесь, здесь вам не алчная РПЦ: свадьбы, похороны, крещение местные церковники обслуживают бесплатно. Бесплатно. И еще раз: бес-плат-но.

Напротив церкви гламурным хлыщом красуется домик в стиле модерн, имеющий, как ни странно, собственное имя: Ihantola. Построивший его в 1907 году менее известный, чем склонный к завышенной самооценке Сонк, некий О.Е. Коскинен, похоже, считал себя не ниже Сонка, а свои дома – произведениями искусства и давал им названия. Отчасти его можно понять.

Розовый цвет в Хельсинки моден. Может быть, хельсинкцы таким образом реализуют свою тоску по южному солнцу? Фрейд назвал бы это сублимацией.

Да разве кто против? Хельсинки – это милый продрогший пингвинчик. Милый и безобидный.

Рядом вот с этим милым деревянным домиком (да, в Хельсинки до сих пор остались деревянные здания) с нами произошла весьма миленькая история.

Идем по улице вдвоем. В прямом смысле: по всей улице вдвоем. Как реагировать на такую безлюдность – непонятно: с одной стороны тишина, покой и никто не толкается, с другой же… В день нашего отъезда суд Финляндии вынес приговор (пожизненное заключение) горожанину, который убил русскоговорящую женщину (убивал долго и не очень умело). А всего-то и было, что дама сделала выгуливавшему собаку мужчине замечание о неподобающем для джентльмена поведении. Вокруг было тихо и безлюдно.

Вокруг было тихо и безлюдно. Откуда они появились? Два молодых человека: один относительно низкий (1 м 95 см), второй – относительно высокий (1 м 96 см). Улыбочки, костюмчики, воротнички. Ага, культурные, значит, убивать будут, цитируя Гёте и насвистывая Сибелиуса. Однако здоровяки в костюмах решили сначала поговорить и весело затараторили на птичьем диалекте. Поняв, что таким образом понимание достигнуть в скором времени не получится, юные полиглоты переключились на английский. «Братья и сестры! – бодро начали вступительную речь, перебивая друг друга, акселераты. – Как вы уже, наверное, знаете, Христос любит вас. Любит с нечеловеческой мощью и ожидает каких-нибудь ответных действий. Вы готовы ассиметрично подтвердить свою любовь? Мы поможем вам!» Сначала мы с моей очаровательной спутницей оторопело переглянулись, а потом синхронно замотали головами: «Нет-нет, большое спасибо, но нам в другую сторону. Мы вокзал ищем». И рванули, оглядываясь и благодаря за оказанную честь, в противоположном направлении. Относительно высокий подпрыгивал, словно на пружинах, и махал рукой: «Правильно идете! – разносилось по улице. – Вам именно туда! Христос ждет вас!»

Отсмеявшись, мы завернули в ближайшую подворотню и (конечно же!) наткнулись на церковь. Колокольца наигрывали что-то лиричное из Сибелиуса.

Парк Токоинранта стиснут с трех сторон железной дорогой, заливом и еще одним парком. Через железку перекинут пешеходный мостик.

Ну, как мостик… Мост, конечно – эвон сколько путей надо миновать.

Тут и электричка подоспела. Что удивительно: никто на крыше почему-то не едет. Жители Химок в недоумении.

С моста открывается прекрасный вид на Центральный вокзал. Его-то мы и искали по легенде. Нашли.

Каким-то везунчикам удалось прихватить жилье непосредственно в парке. Пусть деревянный домик, зато экологичный.

В Звериной бухте ледяная вода и пронизывающий ветер, но зато там каменистое дно и можно взять на память камешек, омытый финскими водами.

Может показаться, что краски чересчур сгущаются, что бывает в Хельсинки тепло и солнечно. Особенно, наверное, такая позиция характерна для жителей близких к Финляндии регионов. Да, разумеется, «есть у тузов и молодцы сыновья», но погоду делает там не Ра и не Ярило. Слово, которое наиболее точно характеризует Хельсинки – «суровый». Не плюшевый он ни разу, а плотный и жесткий. Наверное, это одна из причин того, что в Финляндии так любят хард рок и хэви метал.

Но парадоксальным образом эта суровость не враждебная, а скорее отеческая. Постоянное ощущение, что здесь тебе пропасть не дадут: поддержат, помогут, наставят. А если кто и убьет, то сделает это не нарочно, а впоследствии обязательно раскается.

Но нет, русские этого не понимают. У русских даже в голове не укладывается, что им может понадобиться помощь (им, великороссам!) какого-то маленького народца – то ли суоми, то ли лапландцев, как их там этих немытых-то?

Идем вдоль ботанического сада. Под каждым кустом и деревом, само собой, стоит табличка с названием растения. Обгоняем маму с дочкой лет 13-ти. Слышу русскую речь:

– Мама, что это за таблички?

– Это названия деревьев.

– Они что, такие тупые, что запомнить не могут?! – с торжеством превосходства восклицает на всю улицу девочка.

И не говорите, что это просто глупая 13-летняя девочка. Она воспитывалась родителями, она воспитывалась школой, она воспитывалась телевизором. Если бы не ее «воспитатели», то мы бы не услышали подобных слов. Эта девочка – всего лишь ретранслятор наших государственных комплексов неполноценности.

В Хельсинки очень много русских туристов (несмотря на спад), они повсюду, они кричат, размахивают руками, свысока цедят «едкие остроты», они мешают отдыхать от России.

Около вокзала их особенно много. Что и не удивительно. А еще там много цыган и похожих на них попрошаек. Ощутите дыхание родины за границей, походите вокруг вокзала.

Нет, в самом деле, прогуляться вокруг вокзала очень интересно: здесь много красивых зданий. Скажем, таких, как Финский национальный театр. Театр, между прочим, старее, чем здание, в котором он размещается. Театр был создан в 1872 году, а это здание Онни Торьянне построил лишь в 1902 году. Опять же – национальный модернизм. Вот только непонятна причина, по которой перед театром усадили не местного Станиславского, а писателя Алексиса Киви. То, что он писал в основном пьесы – еще не повод для подобных почестей (к тому же известен за пределами Финляндии он стал, скорее, благодаря своему роману «Семеро братьев» – первый роман на финском языке, написанный за два года до скоропостижной смерти в возрасте 38 лет). Мало ли кто у нас писал пьесы, например. Вот кого поставили у Большого театра, скажем? На крышу мужика с членом оголенным разместили, а через дорогу драматургично смотрит на здание знаменитый русский режиссер Карл Маркс – вот где торжество разума и воздаяние по заслугам.

По правую руку от театра еще одно здание, имеющее отношение к миру искусств (или, если хотите – шоу): дочерняя компания Fox International Channels. Со вкусом у них все в порядке, здание отхватили – что надо. А вот фильмы показывают только на английском, никакого дубляжа, одни субтитры. Пришлось всем финнам выучить инглиш. Может быть, в России так же сделать, глядишь, жизнь меняться начнет, а?

Сам вокзал по виду напоминает церковь Каллио, не находите? Все тот же стиль модерн. Автор, правда, другой – Элиель Сааринен, но зато год постройки близок: 1914. Разве что башня чуть пониже – всего 48,5 метров. Зато есть часы, а вход…

охраняют каменные истуканы, столь же суровые, как и сам Хельсинки. Сразу на правильную волну приезжих настраивают. Вытесал этих суровых мужиков шведский (понимает толк в финском эпосе) скульптор Эмиль Викстрём. Представьте только, каково ему было бегать с молоточком и долотом вокруг каменных глыб (одна только голова весит около полутора тонн).

Несмотря на всю свою суровость, оттягиваются финны не по-детски. Речь несколько раз пыталась зайти о музыке? Отложим этот разговор на потом. Веселья хватает и без неё. Центр буквально напичкан всеразличными караоке, джаз-ресторанами, пивными барами (финны очень любят пиво) и ночными клубами. Уровень свобод и разгулья можно оценить хотя бы по названиям: ночной клуб «Ватикан»! Ватикан, дамы и господа! С крестами, как и положено. Представьте себе московский ночной клуб «Троице-Сергиева лавра» или стриптиз-бар «Храм Христа Спасителя». Представили? Странно, почему это у вас не получилось…

Кто-то идет в ночные клубы, а кто-то возвращается к разъезжающимся кроватям.

До следующего утра!

<<< Хельсинки - самый русский город Европы. Часть 2

>>> Хельсинки - самый русский город Европы. Часть 4